Продолжение. Начало в газете «Родовое поместье» №№2(74),4(76)-9(81) 2016 г. (издано в газете «Быть добру» 2(122), 4(124)-9(129) 2016 г.)

 

Александр. Вот с тех пор вновь круто изменилась моя жизнь. Вернулся я в город. Пришёл к другу, он предложил в дело вернуться, поговорили по душам. Потом ещё кое к кому сходил. Ничего не изменилось в наших бетонных джунглях, только сегодня делили не медведя, а лося. Вернулся я в бизнес потихоньку, только теперь у меня другая задача, и сил, сноровки, крепости нервов она требует куда больше, чем просто прибыль зарабатывать. Как вернулся в город, пришёл я в Анастасиевский клуб. «Ну, – думаю, – единомышленники кругом, сейчас мы с ними Пространство Любви и построим. Моя сноровка да их задор сразу в светлом будущем пулей и окажемся, только бы не забыть Михалыча прихватить». Походил я неделю, походил две. И такая меня тоска вдруг взяла, такая же, как с Татьяной в Америке. Опять показалось, что летит земля из-под ног, и не знаю я, где право, где лево, либо назад поворачивать, либо вперёд прорываться. Полный ступор. Потом уроки Михалыча вспомнил, за медитацию засел, на физику подналёг. Тут, слава Богу, с вами познакомился, кислорода поприбавилось. Стал я тогда думать, понял, что это моя задача, никто не поможет мне её решить, сам должен.

Стал всё анализировать. «Как же так – такую красоту загнать в торговую марку». Почему? Как такой поворот получился? Ведь у людей сердце всколыхнулось, они другую жизнь услышали, увидели, ощутили, так почему же они её под деньгами закопать решили?».

 Долго я думал. Пытался головой понять – нет, никак не получается. Потом решил сердцем попробовать. И представилось мне, что сердце моё стал вдруг бесконечно огромным и вместило оно всех людей в моём городе. Как вижу какого человека перед собой, спрашиваю его нашим общим сердцем, оно мне через него и отвечает. И всё мне понятно стало: да, прочитали люди книжки светлые, захотели жизни радостной, но научили их родители, что радостная жизнь – это жизнь сытая и с большими деньгами, теперь только через зарабатывание денег и видят они построение своей радостной жизни. Ведь в сердце своём мы носим образ родительский. Но и родители не виноваты в исковерканной нашей радости, ведь и сами ничего, кроме счастья навыворот, не знали. Когда понял я это, перестало всё во мне мутиться, обрела действительность планы реальные, шаги конструктивные. Только не закрываю я теперь сердце своё, а, наоборот, его с каждым днём расширить стараюсь – ещё на один город, ещё на одну страну. Скоро всю Землю охватит сердце моё, смогу всех людей без языков понимать, а свои поступки и дела с их мечтами сверять, мысли свои вперёд их задумок пускать, чтобы не попадались они в силки, мне знакомые. Звучит это витиевато, а в жизни просто всё.

Организовал я артель маленькую из членов клуба. Стали женщины платки затейливые вязать, песни красивые вспомнили. Только сразу стали деньги считать да ручной работой всё называть. «Нет, – говорю, – неправильно это. Давайте вместе думать, где наше богатство». Обиделись на меня мастерицы, по домам разошлись, обманщиком называть начали. Тут через месяц старшая из них звонит, вежливо зовёт в клуб прийти. Шёл я туда, други, как на самый мой большой экзамен. «Ну, – думаю, – если всё рухнет, то уеду к Михалычу, теперь уже с концами». Но внутренний голос только посмеивается: «Вот и нашлась тебе задача не по зубам». Пришёл, а все уже чай пьют, спор горой идёт, меня никто толком-то и не заметил. Слышу только, про наше дело спор. Старшая напирает, всё говорит, что не мог я им зла желать, когда не давал платки те втридорога продавать. И тут самая наша тихая мастерица и говорит: «Бабоньки, поняла я, поняла. Ведь мы эти платки с любовью, сердцем плели, с песнями красивыми, а за деньги отдать хотели. Ведь мы свою любовь деньгами оценили. Прав был Петрович, что не дал нам сердце своё этими деньгами измарать. Ведь вы посмотрите, когда мы от сердца, то ведь мы так, задаром отдаём...». Сама говорит, торопится, а её никто и не перебивает, замерли все, что-то соображают. А она раскраснелась вся от смелости свой и храбрости, от открытия своего великого, что освободила сердце своё от постулатов вековых, и это оно – её сердце чистое – несло истину подругам своим. Что тут началось! Все как закричат, как заговорят одновременно. Потихоньку всё стихло. И тогда вышел я к ним и стал рассказывать про жену, про Михалыча; про три машины не говорил, чтобы не смущать сердца людей, живущих скудно. И предложил я им попробовать назначить среднюю цену за платки, но отдать своей знакомой, что на рынке торгует, и к каждому платку приложить памяточку маленькую, а в ней написать: какие песни пели, когда его вязали, что желаем тем, кто носить его будет, и адрес нашего клуба. На том и порешили. Улетели наши платки, конечно, моментально. И женщины стали к нам приходить, про клуб спрашивать, книжки читать, вязать учиться просились. Так от нашей артели стали группки отпочковываться. Поняли мы, что нет резона укрупняться, а заказов всем хватит, да и у всех групп свой почерк, так сказать, свой уклон, нет в работах повтора и однообразия. Но и другой поворот отметили все женщины: стали в их жизнь приходить всякие приятности, то там повезёт, то тут всё отлично сложится. Стала эта недополученная, якобы, прибыль возвращаться в дом, умноженная в несколько раз. Но не все, конечно, шли этим путём. Были и те, кто по старинке пытался завернуть цену за «ручную работу», поначалу, да, срабатывало, а потом всё как-то быстро чахло и хирело, люди ругались из-за денег, из-за заказов, а то и просто из зависти. Так потихоньку мы стали приспосабливать деньги работать против ВЛАСТИ денег. Жизнь людей становилась действительно богаче, но не только деньгами, но встречами и знаниями, открытиями и друзьями, а за всем этим и деньги прибывали, но о них как таковых никто не говорил. Когда с первой группой получилось всё, поехал я к Михалычу похвастаться: еду, душа поёт. Вдруг вижу – поле цветов, по нем идёт женщина с мальчиком, идут спокойно, переговариваются, в какую-то свою игру играют. И так хорошо мне от этой картины стало, что остановил я машину, расспросил, откуда они, продаются ли в их деревне дома. Они смеются, мол, не знают, не приценивались, а дорогу показали. Поехал я дальше, только сердце так защемило! Развернул я машину, приехал в деревню, стал дом искать. А ведь и правда, только один и оказался к продаже, на краю деревни, у леса. И хозяйка дома оказалась – завтра к сыну переезжать собралась, сегодня ставни закрывали да всё убирали во дворе от лихих людей, а тут и я проявился со своим задатком. Через два часа я ехал по шоссе со спокойным сердцем и почти хозяином дома на краю деревни. Приехал, а Михалыч ушёл. Никто не знал, когда ушёл и когда вернётся. Пришёл я в его домик, знал ведь, где ключик лежит, поставил чайник, а пока он закипал, присел у берёзы, что у крыльца растёт. И слышу голос Михалыча, рад, мол, он за меня, благодарит, что радостью приехал поделиться. Велел не ждать его, возвращаться домой. С предпринимателями я на правильном пути, многим так смогу сердце открыть, в радостную сторону повернуть, и с ним теперь могу сердцем всегда разговаривать, да и видеть могу, если не забоюсь. А в конце добавил, что поздравляет, что нашёл я счастье своё. Я так удивился, что от неожиданности и увидел Михалыча, во весь рост прямо предо мной стоящего и добро так глазами улыбающегося. Тут запрыгала крышка на чайнике, всё исчезло, но чувство выполненного дела и общения с близким другом осталось. Я попил чайку и поехал назад узнавать только что найденную свою малую Родину.

Евдокия. А как же незнакомка с мальчиком? Хитрый ты, Сашка, всё-таки, и жену и сына сразу нашёл.

Александр. А что мелочиться. Мы только по-крупному гуляем, я и тебя бы с твоими забрал, организовал бы гарем, да Виталька твой меня одним взглядом своим заморозит. А своих я обязательно отыщу, робею я пока, но соседка тётя Маруся сказала, что зовут её Любушка, сын Егорка четырёх лет. Муж её до рождения сына ещё в город подался, оттуда на развод прислал, так и родился сын уже без отца, свободный, так сказать. Это пока всё разведданные, но тётка Маруся что-то почуяла – всё мне наводящие вопросы задаёт, все пытает про семейное положение да про заработки, дом у меня на участке неплохой стоит, деревенский. Видно, люди рукастые делали, сноровисто. Я пока под себя убрал немного, имущество соседям раздал, хожу по участку, осваиваюсь. Земли оказалось 50 соток, да за хозяйством в аренде 1,5 га леса оказалось. Я, конечно, с радостью согласился. Вот так я стал землевладельцем. Хожу по СВОЕЙ земле и всё удивляюсь – как же мне радость такая случилась, и через своё расширенное сердце делюсь этой радостью со всеми-всеми, и вы знаете, чувствую, как возвращается ко мне волна благодарности, помноженная на радость тысячи сердец. В такие мгновения дух у меня захватывает, и будто лечу я над всей Землёй и вижу счастливые глаза людей, с которыми мы сердцем переговариваемся.

Павел. Батенька, да вы у нас поэт, оказывается.

Станислав. Ребята, как же хорошо, что мы нашли друг друга, как хорошо вот так прикоснуться к любящему сердцу.

Евдокия. Да, но сейчас, в основном, сердца людей, как выжженная пустыня, не принимают даже любовь. Они так долго страдали, что не могут вспомнить, как это – ЛЮБИТЬ.

Александр. Ничего, в пустыню приходит живительный дождь, земля сначала даже не пропускает воду вовнутрь, потом потихоньку начитает пропитываться, а потом расцветает роскошным ароматным ковром. Ничего, оттают человеческие сердца, напитанные любовью, и расцветёт Земля.

 

Продолжение следует.

 

С эл. страницы http://forum.anastasia.ru/topic_15311.html